18.11.2012 в 21:50
Пишет Aegren Waeise:Ангелы карающие
Интересная точка зрения
При рассмотрении всех символических аксессуаров снаряжения «апришнинцов» в их совокупности возникает совсем иной прообраз государева слуги: светлого ангела-мучителя из древнерусских апокрифов (и отчасти духовных стихов), обитающего в преисподней, единственной задачей которого было безжалостное физическое наказание грешников. В этом контексте вполне можно рассматривать собачью голову как мистический двойник страшного адского пса, а метлу — как священный оберег и мощное магическое оружие для борьбы с бесами и неправедными, преступными людьми. Причём функциональная тождественность Божьего ангела-мучителя и его антипода, инфернального демона-«пекельника», сообщала образу опричного воина соблазнительную двойственность, почти стиравшую и без того чрезвычайно зыбкую границу между светом и тьмой, добром и злом. Точно такая же амбивалентность была свойственна символике собак и медведей, нередко использовавшихся «тираном Васильевичем» для казней опальных подданных и военнопленных. Создавая столь изощрённый знаковый образ «апришнинца»-«кромешника», Иван Грозный явственно продемонстрировал прекрасное знание как «высокой» книжной, так и традиционной народной культуры. В связи с этим отнюдь не случайным кажется интерес московского самодержца к культу архангела Михаила, в честь которого, прикрывшись литературной маской Парфения Уродивого, он составил специальные Канон и молитву «Ангелу грозному и воеводе…». Примечательно, что по воле царственного автора архистратиг небесных сил предстаёт в Каноне лишь в одной из своих ипостасей — «смертного ангела», исторгающего душу в момент смерти. Взгляд средневекового человека на архангела Михаила очень точно передан выдающимся отечественным медиевистом О. А. Добиаш-Рождественской: «Светлое и мрачное чередуется в нём. В нём надежда и угроза. С ним опасно шутить, его нельзя безнаказанно увидеть. С другими святыми легче иметь дело. Его можно ждать в виде пожара с неба, урагана с гор, в виде водяного столба в море… Он почти на границе добра и зла. Борясь за добро, он часто бывает яростен; иногда он бесцельно жесток. Он карает, убивает, сечёт розгами, уносит смерчем, ударяет молнией. Это гневный Бог и святой Сатана. Его больше боятся и чтут, чем любят. Элемент добродушия почти отсутствует в его легенде». Образ светлого ангела — беспощадного экзекутора грешников — в полной мере соответствовал умонастроению «тирана Васильевича», известного своим почитанием культа «ангела смерти», «грозного воеводы Небесного воинства» архангела Михаила.
©Игорь Владимирович Курукин Андрей Алексеевич Булычев "Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного"
URL записиИнтересная точка зрения
При рассмотрении всех символических аксессуаров снаряжения «апришнинцов» в их совокупности возникает совсем иной прообраз государева слуги: светлого ангела-мучителя из древнерусских апокрифов (и отчасти духовных стихов), обитающего в преисподней, единственной задачей которого было безжалостное физическое наказание грешников. В этом контексте вполне можно рассматривать собачью голову как мистический двойник страшного адского пса, а метлу — как священный оберег и мощное магическое оружие для борьбы с бесами и неправедными, преступными людьми. Причём функциональная тождественность Божьего ангела-мучителя и его антипода, инфернального демона-«пекельника», сообщала образу опричного воина соблазнительную двойственность, почти стиравшую и без того чрезвычайно зыбкую границу между светом и тьмой, добром и злом. Точно такая же амбивалентность была свойственна символике собак и медведей, нередко использовавшихся «тираном Васильевичем» для казней опальных подданных и военнопленных. Создавая столь изощрённый знаковый образ «апришнинца»-«кромешника», Иван Грозный явственно продемонстрировал прекрасное знание как «высокой» книжной, так и традиционной народной культуры. В связи с этим отнюдь не случайным кажется интерес московского самодержца к культу архангела Михаила, в честь которого, прикрывшись литературной маской Парфения Уродивого, он составил специальные Канон и молитву «Ангелу грозному и воеводе…». Примечательно, что по воле царственного автора архистратиг небесных сил предстаёт в Каноне лишь в одной из своих ипостасей — «смертного ангела», исторгающего душу в момент смерти. Взгляд средневекового человека на архангела Михаила очень точно передан выдающимся отечественным медиевистом О. А. Добиаш-Рождественской: «Светлое и мрачное чередуется в нём. В нём надежда и угроза. С ним опасно шутить, его нельзя безнаказанно увидеть. С другими святыми легче иметь дело. Его можно ждать в виде пожара с неба, урагана с гор, в виде водяного столба в море… Он почти на границе добра и зла. Борясь за добро, он часто бывает яростен; иногда он бесцельно жесток. Он карает, убивает, сечёт розгами, уносит смерчем, ударяет молнией. Это гневный Бог и святой Сатана. Его больше боятся и чтут, чем любят. Элемент добродушия почти отсутствует в его легенде». Образ светлого ангела — беспощадного экзекутора грешников — в полной мере соответствовал умонастроению «тирана Васильевича», известного своим почитанием культа «ангела смерти», «грозного воеводы Небесного воинства» архангела Михаила.
©Игорь Владимирович Курукин Андрей Алексеевич Булычев "Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного"